Человек предполагает, а обстоятельства — раз… И вместо Белого моря мы поехали снимать новых Зверей на реку Белую. В Беловежскую Пущу, к бобрам и зубрам. Или как их тут называют, зубрАм. За зубрАми два дня мотались по заповедной дали в уазике-буханке «Охрана природы». А за бобрами — всего одно утро. Но какое. Если твоя жизнь стала скучной и безрадостной, юзернейм, приезжай в деревню Белая, что на территории Беловежской Пущи, надевай резиновые сапоги (желательно чужие и на три размера мимо) и спрашивай «Где у вас тут бобры?» Все, что последует за этим, …., научит тебя радоваться жизни вообще и твоей скучной и унылой жизни в частности. Потом. Когда и если вернешься.
В Пуще мы сняли две программы — про дикого быка интересной судьбы и про поразительно умных грызунов. Умнее человека. Конечно, не каждого человека, а только того, который приехал в Беловежскую Пущу в дырявых, нет, ДЫРЯВЫХ штанах. Но если бы не эти трипофобные джинсы, не было бы нашего самого драматичного выпуска про бобров и самого феерического комикса Акуаку. А так у нас все это есть. 4 дня в Пуще получились офигенными, как редкие две недели. Вернулись посвежевшие, одичавшие, местами приятно припухшие и бодро почесывающиеся.
Самое удивительное, что мы видели в Пуще, это не зубры, не бобры, а Бесстыжий Фаллос. Было так. Выходим раз посреди леса из своей буханки «Охрана природы», и тут Главный по научной части Беловежской Пущи тянет носом и говорит:
— Веселкой пахнет.
И идет куда-то в чащу. Мы за ним. Фига, веселкой! Правда, не чувствую ничего, просто запах леса. И тут ка-ак пахнёт! Главный показывает на землю, а там лежит белая хреновина сантиметров в 30, на конце у нее темное мокрое пятно, и по нему ползают мухи. И запах стоит такой, что было бы странно, если б не ползали. Острая вонь разлагающегося белка. Но не омерзительная, а какая-то интересная.
— Фаллос импудикус! — объявляю, дабы было понятно, что мы и сами по научной части. Так эта штука называется на латыни. Что немцу хрен бесстыжий, то русскому веселка обыкновенная. Он же срамотник, он же выскочка, он же ведьмино яйцо. Удивительный гриб, про который сто раз читала, но не видела никогда. И вот на тебе.
Пока мы топтались вокруг Бесстыжего, пытаясь рассмотреть, что у него там под мухами, Главный-таки ушел в чащу — и принес оттуда грязный белый мяч для пинг-понга. А этот, говорит, молодой ишшо. Его есть можно, прямо сырым. На ощупь молодая веселка как латексный шар с желе и плотным внутренним шариком поменьше. Очень, то есть, приятный на ощупь. Запах не грибной, а травянистый, свежий и немного пряный, типа редиски. А вторую молодую веселку я сама нашла. Она уже была не шар, а яйцо, и это значило, что из нее вот-вот вылезет тот самый фаллос бесстыжий и всем нам задаст.
Привезли их в дом и положили в холодильник, чтобы яйцо не выстрелило ночью, когда никто, то есть я, не видит. До утра долежало. Кожица, перидий, натянулась, и под ней явственно прощупывается твердая бошка гриба. Всем страшно интересно, только Аку на всякий случай переживает, не потравит ли бесстыжий хрен нам весь холодильник своим ипритом. Хотя хозяева домика уже говорили, что они эту веселку и так едят, и настойку делают, и на морду мажут, потому что польза в ней прямо пищит, и в народной медицине ею лечат все что хочешь, от рака и подагры до прыщей и разумеется, разумеется, импотенции.
Положили изготовившееся яйцо обратно в холодильник и снова умотали в лес на весь день. Приезжаем вечером, я бегом к холодильнику, открываю — ага. В холодильнике стоит офигенный густой дух вонючего сыра, тертого хрена и редьки с медом, а на месте яйца лежит вот такенная еболдовина. Те самые 35 на морозе. Веселка выстреливает с самой высокой скоростью роста среди живых организмов — полсантимерта в минуту. Бамбук рядом с ней просто карельская береза в слоумоушен. На конце еболдовины оливково-зеленая шапочка, покрытая пахучей слизью со спорами. На нее-то и слетаются мухи, чтобы растащить потом веселкины споры по всей Пуще.
В фазе яйца плодовое тело веселки живет очень долго, до трех недель. А в фазе бесстыжего рецептакула — максимум сутки, а потом от нее остается мокрое место. Но под давлением общественности, не имеющей проблем с раком, прыщами и, разумеется, импотенцией, я была вынуждена прекратить эксперимент досрочно и вынести веселку плодиться и разлагаться в лес.
А вторую, теннисный шарик, мы отдали хозяевам на настойку. Настойка из веселки, кстати, великая вещь. Когда во время Большого Ухода в Бобры комары и слепни обожрали меня до состояния подравшегося бомжа, протирка из нее привела в снимабельный вид буквально уже к вечеру. А оставшихся полрюмки я выпила внутрь, чтобы не пропадать добру. Совершенно же очевидно, что веселка — добро.
Всё как у зверей 